Т.В. Корнева
Жизненное пространство человека с детских лет непрерывно расширяется: поначалу, и еще долго, пишет М. Хайдеггер, оно “ограничено руками и голосом матери, но затем, очевидно выходит и за пределы живого человеческого пространства, в котором родной кров человека” (Хайдеггер М., 1993). В современных психологических исследованиях “пространственная” тематика становится все более популярной. Однако применительно к личности термины “пространство”, “территория” употребляются скорее в переносном, метафорическом значении. Например, вероятно, все психологи более или менее одинаково “чувствуют” значение словосочетания “пространство личностного развития”, равно как любому обывателю понятен смысл изречения “широк человек, я бы сузил!” Очевидно, что здесь речь идет о каком-то существенном “измерении” личности, по поводу которого еще не существует договоренности о единицах этого измерения. Тем не менее, в психологической и популярной литературе понятия “жизненное пространство”, “духовное пространство”, “внутренее пространство”, “психологическое пространство” и др. широко используются и определяются контекстуально. Представляется, что исследование контекста употребления в психологии личности пространственной характеристики, а также анализ данных экспериментальных исследований, непосредственно обращенных к изучению пространственного поведения человека, позволит приблизиться к более четкому, однозначному пониманию той личностной психологической реальности, которая до сих пор скорее интуитивно связывается со словом “пространство”. Вспоминая известную дискуссию о “локализации” личности или психики в целом (“под кожей или в другом месте”), следует подчеркнуть, что имеется ясное осознание того, что построение пространственной структуры личности основывается на механизме несравненно более сложном, чем какой-либо аналог “матрешки”.
Реализация обычной логики анализа — от простого к сложному, и логики большинства психологических исследований — от внешнего к внутреннему, с самого начала наталкивается на необходимость “обойти” столь принципиальную для психологической теории дискуссию о соотношении внутреннего и внешнего, конституционализма и инвайроментализма. По замечанию Л. Хьела и Д. Зиглера (1997) в отношении данного аксиоматического положения психологической теории в современной психологии возобладала интеракционистская позиция, согласно которой поведение человека рассматривается как итог взаимодействия конституции и окружающей среды. Камнем преткновения предстоящего анализа может стать то обстоятельство, что само понятие окружающей среды содержит в себе очень много возможностей для пространственных измерений. Кроме того, совершенно очевидно, что невозможно очерчивать поиски экспликаций личностного пространства анализом только пространственного поведения человека, как бы широко не понимать сам термин “пространственное поведение”. Физическое пространство имеет существенное преимущество — оно измеряемо, но его описания как бы “замкнуты” единицами измерения, даже если они впрямую не используются. В качестве примера можно привести попытку Э. Эриксона связать непосредственным измерением внешнее (физическое) и внутреннее пространство. В контексте фундаментального исследования идентичности Э. Эриксон отвел определенное место анализу половых различий в организации пространства. В частности, автором было отмечено, что в отличие от мальчиков девочки в игровой ситуации преимущественно конструировали внутреннее, замкнутое, статичное пространство, чаще всего внутреннее пространство дома. Э. Эриксон полагает, что данное различие отражает фундаментальное различие в восприятии мира обоими полами, и поэтому “лишь интерпретация пространства — соматическая, историческая, индивидуальная — поможет нам разобраться в различиях функционирования и опыта в целом” (Эриксон Э., 1996, с.298).
Э. Эриксон сделал предположение, что если “внутреннее пространство” является столь универсальной конфигурацией, то его аналоги можно проследить и на начальных стадиях развития общества. В качестве примера Э. Эриксон использует данные о социальной организации бабуинов, согласно которым пространственная организация стада такова, что беременные и кормящие детей самки постоянно находятся в самой середине стада, в безопасном внутреннем пространстве. Используя эти “визуальные данные” Э. Эриксон прорабатывает глубокую аналогию о “приспособленности” морфологических черт, функций и социальных структур.
Встраивая пространственные интерпретации в описание процесса личностной идентичности, Э. Эриксон сфокусировал внимание на половых различиях. Классическими работами H.F. Harlow /1966/ была доказана прямая связь между процессом психического созревания и освоением физического пространства у обезьян. Фактически можно говорить о том, что на ранних стадиях онтогенеза психическое развитие “измеряемо” в пространственных единицах. В частности, в исследовании способности детей пространственно отделяться от матери были проведены наблюдения за детьми в возрасте 1-5 лет, которых в начале опыта сажали рядом с матерью на большой пересеченной лужайке. Авторы отметили, что с возрастом совершено закономерно увеличивалось расстояние, на которое ребенок отдалялся от матери — приблизительно на одну треть метра с каждым месяцем (Rheingold H.L., Eckerman C.O., 1970 The infant separates himself from his mother. Science 1968,1970, No.3927. s.78-83). Результаты этого интересного исследования прямо-таки подталкивают к выводу о том, что показатели пространственного поведения не только точно отражают уровень психического развития ребенка, но и указывают на существование прямой связи между размером освоенного физического пространства и пока еще не доступным прямому измерению пространством личности, “эго-пространством” по Э. Эриксону.
Тот факт, что особенности пространства во многом определяют поведение человека и, наоборот, характеристики пространственного поведения детерминированы констелляцией личностных черт, является достаточно очевидным. Данная взаимосвязь лежит в основе многих воспитательных и психотерапевтических технологий. Издавна известна целительная сила путешествий, расширения географического пространства жизнедеятельности человека. Напротив, любые формы ограничения пространства являются мощными факторами дестабилизации личности (тюремное заключение, изгнание, болезнь и др.). Характерно, что многие формы личностных аномалий начинаются и сопровождаются изменением собственно пространственного поведения: увеличивается дистанция при общении, становится ригидным внешнее личностное пространство. Более того, из психопатологии известно о существовании целого ряда специфически «пространственных» заболеваний, т.е. патологических реакций на физическую среду — клаустрофобия, агорафобия, страх высоты и др.
В последнее время изучению собственно пространственного поведения человека придается большое значение. Возможно, что за решением конкретных прикладных задач можно будет увидеть проявления фундаментального механизма личностного развития, механизма образования и последовательной трансформации собственно пространства личности. В этой связи нельзя не вспомнить предостережение Л.П. Карсавина тем, “кто пытается смотреть извне”, тем, “кто во власти «естественно-научных» навыков, пользуется всепространственностью и вневременностью личности лишь для того, чтобы воображать ее в виде наполненного телами-моментами /»элементами»/ пространства (Карсавин Л.П.,1999, с.).
Л.П. Карсавину принадлежит столь глубокое философское прозрение относительно сущности пространственно-временных аспектов личности, что любые попытки психологической экспликации его образов представляются не достаточно адекватными. Говоря о “душе, пожирающей пространство”, “пространствующей личности”, её “всепространственности”, Л.П. Карсавин ставит вопрос о границах личностного пространства. Утверждая отсутствие внешних границ личностного пространства, Л.П. Карсавин вместе с тем говорит о том, что внутреннее определение личности невозможно без её внешнего определения. “Не знающие границ личные время и пространство должны как-то и знать границы; безграничное и бесконечное должно обладать каким-то ограничением, очерчением и оконечением; бесконечное множество должно быть и сосчитанным” (Карсавин Л.П., 1992, с.83). Возможно, именно попытки “сосчитать бесконечное” составляют суть научного метода познания мира и потому психологи не оставляют попыток “измерить личность”.
Попытки подойти к пониманию сущности личностного, собственно психологического пространства помимо теоретического интереса, имеют важное прикладное значение, прежде всего в построении воспитательных, коррекционных или, по терминологии А. Маслоу, психогогических систем. Поэтому представляется весьма важным проанализировать результаты исследований, посвященных изучению взаимоотношений внешнего (измеряемого) пространства и человека, попытаться увидеть за механизмом взаимовлияния механизм формообразования и развития. В своё время о. Павел Флоренский, развивая метафизическую модель сдвоенных взаимнообратных миров, говорил о том, что мир духовный, также как и физический пространственен и они взаимоуподоблены (Флоренский П.А., 1990). Философская традиция исследования этой проблемы столь глубока и плодотворна, что определяемое ею поле идей кажется необходимым для психологического моделирования, в особенности претендующего на работу с базисными измерениями личности. Однако, оставаясь в рамках психологического анализа, представляется необходимым следовать прежде всего логике выстраивания фактов, эмпирических данных, обеспечивающих возможность теоретической интерпретации.
Поиски психологических измерений личностного пространства предполагают анализ столь широкого поля разнородных данных, что составление их более или менее полного обзора требует объема самостоятельной работы. Поэтому попытаемся обозначить только ключевые моменты, необходимые для построения дальнейшего анализа. Представляется, что среди многочисленных исследований “пространственных коррелят” личности наибольший интерес могут иметь результаты изучения феномена территориальности у человека, изучение детскими психологами взаимосвязи особенностей развития ребенка и пространственных характеристик среды, данные психопатологии и соответствующие наблюдения, выполненные в русле трансперсональной психологии. Если идти от “внешнего к внутреннему”, то логично начать с исследований, где момент изучения внешнего, физического, географического пространства является определяющим.
В последнее время в русле географических наук активно разрабатываются концепции пространственного поведения человека, такие как поведенческая география Дж. Голда, школа ”време-географии” Т. Хегерстранда и др. По определению Дж. Голда поведенческая (бихевиористская) география — это междисциплинарная концепция, в которой при “изучении взаимоотношений человека и окружающей его среды применяется бихевиористский подход, а объяснение пространственных аспектов поведения рассматривается в первую очередь через анализ когнитивных процессов” (Голд Дж.., 1990, с.28). Согласно данной концепции интерпретация поведения определяется пониманием того, как происходит развитие представлений о пространстве, характером пространственных представлений и связей, существующих между мышлением и поведением.
Одна из центральных проблем поведенческой географии связана с понятием территориальности. Заимствованное из работ по этологии, данное понятие обозначает совокупность процессов и разного рода механизмов, посредством которых живые существа провозглашают, демаркируют и защищают территорию своего обитания для того, чтобы не допустить туда посторонних. Основные принципы территориального поведения установлены при изучении поведения животных, но считается, что они применимы к аналогичному феномену человека. Это понятие используется как широкий по содержанию термин, обозначающий мотивированные познавательные и поведенческие структуры, которые человек демонстрирует по отношению к окружающей его физической среде обитания, на которую он предъявляет право собственности. Дж. Голд в состав понятия “территориальность” включает и феномен “личностного пространства”, определяемого как “невидимая территория вокруг тела человека, нарушение границ которой другими людьми не допускается” (с.99). Дж. Голд понимает территориальность как механизм, обеспечивающий приватность, т.е. избирательный контроль доступности к индивиду или группе, и социальное доминирование, когда размеры территории символизируют социальный статус личности. Существенное различие в характере феномена территориальности у животных и человека заключается в том, что территориальность животных служит для удовлетворения физиологических потребностей, а у человека прежде всего обеспечению социальных, личностных запросов. Дж. Голд полагает, что существование территориальности у людей обусловлено необходимостью удовлетворения весьма насущных и фундаментальных потребностей, формирующихся под влиянием той или иной культуры.
I. Altman (1975) произвел классификацию территорий по таким признакам, как легкость проникновения на них, уровень личной причастности, значение в обыденной жизни и устойчивость их существования во времени. Согласно этой классификации выделяется три вида территорий: основные, вторичные и общественные. Основная территория отличается единственностью пользования, которое безоговорочно признается другими членами общества. Отождествление индивидов со вторичными территориями значительно ниже, а их использование носит открытый характер (больницы, общежития, тюрьмы). Общественные территории имеют временный характер и могут использоваться практически любым человеком. Эти территории не могут быть собственностью частного лица, но считаются принадлежащими ему в то время, когда он находится на них (библиотека, скамейка в парке и др.). Индивидуальные и социально фиксированные территории широко используются с целью обеспечения определенного статуса и для демонстрации внешнему миру представлений субъекта о самом себе.
Наиболее яркий пример фиксированной территории — “дом”, являющийся “центром пространственного мира человека”. Само богатство содержания, передаваемого словом “дом”, которому в Оксфордском словаре английского языка посвящено две с половиной страницы, создает значительные трудности при его определении. Кроме обозначения некоего физического пространства, это понятие очень часто применяется при описании особых для человека мест, порождающих у него состояние глубокой взволнованности, мест, которые ему кажутся замкнутым крошечным миром, известным до мельчайших деталей. С этим словом всегда ассоциируются чувства эмоциональной безопасности, защищенности и уюта. Связи между человеком и его домом обычно настолько сильны, что не прерываются даже в случаях их физического удаления друг от друга. Исследования по проблеме ностальгии, нередко достигающей степени глубокой депрессии, свидетельствуют о фундаментальном значении чувства связанности с домом в развитии человека. К. Ясперс в своей классической работе “Ностальгия и преступление” анализирует случаи, когда чувство сильной ностальгии приводит к ситуациям крайней дезадаптации личности. “Молодой человек, — писал К.Ясперс, — как бы вживается более глубоко и искренне во все свои окружения… Подобно одухотворенному растению, он своей душой пускает корни и усы во все и вокруг всех вещей своего юного мира. Он растет в известной степени вместе с тем, что его окружает, и становится ним единым целым… Так мы объясняем себе, почему у стариков сильная тоска по местам их детских игр, и у людей при виде местности, где они провели свою юность, возникает чувство, которое не поддается описанию и не может сравниться ни с одним другим чувством” (Ясперс К., 1996, с.20). К.Ясперс, анализируя исследования в этой области, замечает, что северные и горные народы больше всех подвержены ностальгии и “любовь к родине с большей степенью проявляется у совсем нецивилизованных народов”. К.Ясперс соглашается с мнением о том, что главная причина патологической тоски по родине в низком уровне личностного развития, в “узости горизонта”. “Тот, кто пробужден к духовно свободной самодеятельной жизни, в состоянии везде в мире привести свое собственное существование в согласие с окружением… По этой причине отдаление от родины наиболее болезненно затрагивает детей и молодых людей, особенно таких, чье воспитание и учеба были запущены” (Ясперс К., 1996, с. 25). Подтверждения данной точки зрения можно найти и в ряде современных исследований. Например, при исследовании психических нарушений у подростков, связанных с переездом семьи на новое место жительства, авторы сделали вывод о важности привычных условий существования, устойчивости и постоянства окружающей среды для нормального развития детей и подростков (Garoux R., et al., 1994).
Анализ различных аспектов значения дома приводит к пониманию смысла этого понятия как “территориального ядра личного пространственного мира”. J. Porteous (1976) выделяет три главные функции дома: 1). Обеспечение безопасности: дом должен обеспечивать физическую неприкосновенность, которая регулируется установлением четко обозначенных границ и правил, регулирующих способы проникновения. Почти столь же важным является ощущение материальной обеспеченности, вызываемое обладанием территорией подобного вида. 2).Повышение тонуса, что достигается посредством свободного формирования и трансформации внутренней среды. 3). Обеспечение индивидуальности создается в процессе оформления дома, при заполнении его знакомыми и близкими человеку вещами. Индивидуальность, неповторимость среды особенно важна для детей младшего возраста, обеспечивая ребенку характерный колорит повседневного обитаемого пространства.
Дом относится к числу основополагающих архетипических образов, с незапамятных времен функционировавших в человеческом сознании. Эквиваленты славянского слова дом — древнегреческий “экос” обозначали широкий круг понятий — кров, семью, жилище, строение, хозяйство, быт, иерархию (производные экономика (домоуправление), экология, ойкумена — обжитое человеком пространство земли). Поэтический гений А.С. Пушкина дал нам замечательные слова о чувстве дома, о любви “к родному пепелищу”, на которых основывается “самостоянье человека”. В.Г. Щукин проанализировал культурологический аспект славянофильской концепции дома. Автор полагает, что можно говорить о конфликте двух разных миров — мира коттеджа и мира ковчега. В мире коттеджа (квартиры, дачи) человек предоставлен самому себе, удобство и изысканность жилища являются залогом внутреннего гармонического развития личности. В ковчеге человеку невозможно уединиться, его функция спасать от враждебных стихий (в тесноте, да не в обиде), но ковчег — это корабль и поэтому, как пишет В.Г. Щукин, появляется в сознании народа только в эпоху дестабилизации. Славянофилы 90-х годов прошлого столетия создали концепцию Дома — гнезда, крепко вросшего в землю. Вихрь перемен затрагивает не его — он лишает стабильности его обитателей. В этой концепции дом является не столько физическим, сколько этическим пространством, т.е. местом, где осуществляются истинные взаимоотношения между людьми (Щукин В.Г., 1999).
В психотерапии особое значение придается так называемому “интимному пространству”, как важному фактору развития человека. Одной из функций интимного пространства является связь между двумя зонами личного опыта человека — зоной общественной и зоной частной. Нарушение взаимодействия между этими зонами приводит к развитию состояния “не-интимной привязанности”, проявляющегося в целом регистре личностных расстройств (Мeares R., Anderson J., 1993)
Таким образом, само существование феномена территориальности свидетельствует о психологической разнородности освоенного человеком пространства, при этом при описании территории помимо единиц площади (размера) используется критерий освоенности или личностной причастности. Очевидно, что между этими двумя измерениями человеческой территории существует прямая связь. Наиболее показательны в этом отношении данные, предоставляемые исследованиями детского развития и, в частности, условий и последствий психической депривации. В обширной монографии Й. Лангмейера и З. Матейчика (1984), посвященной данному вопросу, приведены многочисленные данные об особенностях поведения депривированных детей. Авторы отмечают, что важнейшим условием развития личности ребенка является наличие устойчивой эмоциональной связи с матерью. Именно эта связь является основой (“базой уверенности”), на которой формируется автономность ребенка, реализуется потребность в расширении активного контакта со средой. Необходимость наличия “базы уверенности”, “дома” для дальнейшего освоения мира хорошо продемонстрировали обезьянки в опытах Харлоу. Детеныши без матери при появлении нового предмета замирали в испуге в уголке. Однако, если вблизи находилась замещающая матерчатая мать, они прижимались к ней и успокаивались, а затем начинали оборачиваться к новому предмету, приближаться к нему и манипулировать с ним. Детеныши с “матерью” оказывались способными отправляться в авантюрную экспедицию за познанием мира. Когда обезьянки подросли, а матерчатая мать была не тяжелой, они часто в таких случаях брали её с собой” (Лангмейер Й., Матейчик З., 1984, с.224).
Среди множества пространственных факторов, влияющих на поведение человека, особое значение придается вопросу о соотношении поведения человека, человеческих общностей и природных ландшафтов. По словам А.Д. Арманда “ландшафт дан не только взору, но всем органам чувств, постижим не специализированным духовным органом, но всей личностью” (Арманд А.Д., 1988, с.120). Согласно концепции этногенеза Л.Н. Гумилева, стереотип поведения, характерный для этноса, формируется при обживании этносом соответствующего ландшафта — в ходе “приспособления себя к ландшафту и ландшафта к себе”. В поведенческой географии используется понятие “образ мира”. Этот образ отражает самоощущение человека в названном поименованном пространстве. Он неполон, противоречив, изобилует стереотипами, но именно он служит человеку в качестве исходной базы для поведения, в том числе и в пространстве. Г.В. Гачев полагает, что существуют национальные образы мира, отражающие фундаментальные характеристики этносов. Для описания подобных образов могут быть найдены соответствующие метафоры, например, модель болгарского движения — стебель, русского — дорога. “И при том русская дорога: не на чем остановить взора… предметно-вещный мир распался… значит, исчезло субъективно-объективное деление мира: ни я ничему не противостою, ни себя не помню….все слилось в марево, полусон, где не разберешь: то, что я вижу, мир вещный мне подставляет? или это внутреннее видение-воспоминание, предвиденье?” (Гачев Г.В., 1988, с.57).
Созерцание различных ландшафтов чаще вызывает приятные чувства (топофилию). Однако ландшафты могут вызывать и неприятные ассоциации — боли, страха, одиночества. Подобные топофобные образы, как правило, хуже осознаются, формулируются менее ясно, имеют меньшую силу, но они весьма устойчивы во времени.
Продолжение следует….
Цитаты:
1. М. Мамардашвили.”Что значит мыслить и что значит мыслить не мысля” еще долго мы не будем различать представление и реальность, и мы еще по очень крутой орбите будем возвращаться к первоначальной юншеской тоске, тоске другого мира
2. Дильтей В. Категории жизни. В.Ф. 1995, №10. с. 129-143.
Жизнь — это взаимодействие, существующее между личностями в определенных внешних условиях, постигаемое от изменений места и времени. 129.
3. “Дизайн пространства” — это процесс сознательного формирования и изменения физических форм пространственной Среды для удовлетворения определенных потребностей людей .257.
4.“Архитектурный детерминизм — термин для описания взаимоотношений человека и Среды. Существуют расхождения относительно оценки роли дизайна пространства в процессе формирования человека. Эти процессы имеют сложную природу — “построить сцену не значит написать пьесу -Мамфорд.266.
5. Изучается связь конкретных характеристик пространства /среды/ с развитием тех или иных психических свойств личности. Например, французскими психологами было установлено, что дети в возрасте 2-3 лет, играющие на закрытых т.е. изолированных от остального помещения площадках отличаются более конфликтным поведением по сравнению со сверстниками, играющими на зонированных, открытых, зрительно связанных с общим помещением площадках /Legendre A.,1991/
6. Японцы демонстрируют успешное приспособление к жизни в усдовиях очень высокой плотности начселения. Они реагируют на это “уходом вглубь”. Они строго разграничивают сферы частного и общественного. недостаток площади дома компенсируется обилием интерьера. Японский сад является лучшим примером интенсивного использования пространства.
7. Сама по себе доступность информации не приводит к автоматическому расширению пространственных горизонтов человека. Обыденная жизнь человека и сегодня пространственно организована вокруг двух главных центров — дома и работы. 150. Используя корреляционный анализ Фарис и Дунхэм,1939 показали, что различные уровни психических заболеваний можно соотнести с конкретными районами города. Например, случаи шизофрении особенно часто обнаруживаются во внутренних районах, там где находятся дома, занятые меблированными комнатами Считается что причиной повышенного числа заболеваний шизофренией в этом случае является чуство оторванности от внешенего мира, особенно остро переживаемое обитателями меблированных комнат. Однако, возможно, что человек в начальной стадии заболевания сам ищет такие условия проживания, которые “соответствуют” его болезненному состоянию . с.176.
8. Ньюман(1972) считается, что среди стрессов , связанных с проживанием в домах повышеной этажности, важным является повышенный уровень преступности, Причина , возможно, в том. что многоэтажные здания лишают людей права владения территориями, прилегающими к их жилищам, поэтому площади вокруг зданий становятся “вторичными “ териитоориями, контроль над которыми не является обязательным для частных лиц
9. Плюснин Ю.М. Пространственное поведение человека /методы проксемическаих исследований/ Новосибирск 1990, 45 с.
Дано описание индивидцуальной дистанции, персонального пространства, территориальности и персонализации среды — 4-х форм пространственного поведения человека.
10. Новая тема в исследованиях пространственной подсистемы личности возникла в связи с развитием трансперсональной психологии. Описание мистических переживаний в качестве необходимого элемента включают восприятие безграничности пространства, ощущение сопричастности космосу, всему мирозданию, особое ощущение растворенности в пространстве /Джемс В.,1992; Гроф С.,1993/ Одна из составляющих мистических переживаний была названа З.ФРЕЙДОМ «океаническим чувством».
11. Другая составляющая подсистемы личностного пространства может быть названа социальным пространством. Социальное пространство жизнедеятельности личности широко исследуется в современной психологии. Хорошо изучены последствия ранней социальной депривации, влияние семейной среды и ближайшего социального окружения на формирование и развитие самооценки и других личностных качеств. Еще В.М.Бехтерев писал, что «люди, выросшие в общении с более разнообразным кругом лиц, являются более развитыми по сравнению с людьми, которые проводят жизнь вдали от общества» /Бехтерев В.М.,1927, с.7/. Особенности социльного пространства — его широта или узость, однородность или разнообразие определяют настолько важные личностные свойства, что фактически являются самой распространеной формой описаний человека, зафиксированной в известном изречении — «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». /скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты/.В наиболее острой форме проблема изучения личности через ее влияние на социальное окружение поставлена в теории персонализации, разрабатываемой А.В.Петровским./1988/
12. Наибольшую специфичность для построения системного описания личности в ее пространственном измерении имеет то качество, которое А.Н.Леонтьевым было названо «первым основанием личности», а именно богатство связей индивида с миром и, соответственно, широта круга деятельностей /Леонтьев А.Н.,1977/.
13. На широту /богатство или узость/ как базовое измерение системы отношений указывал В.Н.Мясищев, вклюдывая в это понятие количество /совокупность/ объектов или сторон действительности, к которым личность относится субъективно /Мясищев В.Н.,1967/
14. Б.Г.Ананьев, характеризуя полноту характера говорил о многообразии жизненных отношений личности, ее потребностей,
способностей, определяемой большой жизненной целью /Ананьев Б.Г., 1977/.
15. В этом же ключе можно рассматривать замечание Б.М.Теплова о том, что «наличие лишь одного изолированного интереса, вбирающего в себя всю направленность личности и не имеющего опоры ни в мировоззрении, ни в подлинной любви к жизни во всем богатстве ее проявлений неизбежно лишает человека внутренней свободы и убивает дух» /Теплов Б.М.,1961,т 1, с.309/.
В приведенных определениях, данных классиками отечественной психологии подчеркнуто некоторое количественное измерение личности как субъекта разнообразных отношений к действительности. Именно это качество в наибольшей степени отражено в таком понятии как «внутренний мир человека». Целостное описание пространственной подсистемы личности помимо определения основных элементов, которые были обозначены как физическое. социальное, психологическое и трансперсональное пространства, предполагает функциональный анализ, а также изучение их структурных взаимодействий, что возможно только в рамках системы более высокого порядка.